Индия по-русски ~ мобильная версия

В Ахмедабаде (3) Султан Ахмед

Atma Сб, 04/09/2010 - 02:18

Султан Ахмед, столь сурово державший знамя ислама и ознаменовавший себя многими жестокостями чисто фанатического характера (между прочим, он запрещал даже мирным, беспомощным индусам - к слову сказать, искусно разукрашавшим его же столицу - селиться в пределах воздвигнутой им ахмедабадской крепости: язычники могли жить лишь в предместьях города, освященного присутствием "правоверных шейхов"!), после смерти стал одинаково свят в памяти потомства подданных-мусульман, и подданных браманистов: последние до сих пор приходят венчать его гробницу цветами, единоверцы же видят в нем олицетворение мудрости, справедливости и чистоты душевной.

Однако, если верить некоторым далеко не опровергнутым историческим показаниям, султан Ахмед в молодости запятнал себя перед вступлением на престол дедоубийством, как бы из мести за то, что правивший в то время дед сам подозревался многими в отравлении родного сына - Татар-хана, отца Ахмеда. Характерны подробности первого злодеяния: старик, выпивая чашу с ядом, подносимую мятежным внуком, оставался невозмутимым и сказал ему: "зачем ты торопишься? царство все равно тебе бы досталось!" на что Ахмед отвечал словами Корана: "все в жизни человека установлено роком и, если близок час смерти, его нельзя ни ускорить, ни отсрочить..." Умирающий тогда опять заговорил: "прими к сердцу мои последние советы! во-первых, не доверяй тем, кто побудил тебя убить меня, ибо они - предатели; во-вторых, бойся хмеля, так как он опасен для царей". Неправда ли, интересна эпоха, в разгар которой люди столь непосредственно действовали и с таким величавым спокойствием умели умирать? Говорят, впрочем, что и дед, и внук - оба за всю жизнь не могли заглушить в себе голоса совести, вследствие совершенных преступлений.

Правление султана Ахмеда сравнительно ознаменовано было благоустройством страны: в его владениях временно замерли смуты и насилия, в течение многих лет в целом крае случилось только два убийства. Такой порядок вещей объясняется историками, как результат царского неумолимого правосудия. Когда однажды зять Ахмеда лишил кого-то жизни, и судьи (казии) приговорили за это вельможу исключительно к тяжелой денежной пене, султан отменил подобное лицеприятное решение и приказал всенародно казнить своего близкого родственника, после чего даже тело его, на показ толпе, провисело сутки на базаре.

Ахмед высоко чтил всяких благочестивых шейхов, всяких мусульманских мистиков и богословов. По словам летописи, когда он раз невзначай пришел ночью к одному такому "Божьему человеку", - тот в темноте не узнал царя и, приняв его за своего слугу, велел подать себе воды для омовения, - что Ахмед, как ревностный "правоверный", тотчас же поспешил исполнить, старец же, увидав наконец, кто ему прислуживает, от глубины сердца воскликнул: "будь благословен!"

Основатель Ахмедабада после смерти получил в Гуджерате прозвище "великого владыки, которому прощены все его грехи".
Стоя у его покрытой шелковым платом надгробной плиты, так и уносишься воображением в старину, когда Индостан еще и по духу, и по историческим явлениям имел не мало общих черт со средневековой Русью. Кому из нас не близки и не знакомы подобные добродетели и мрачные порывы в князьях Удельного и Московского периода? Кто из них не гнушался инородческих и басурманских обычаев, оставаясь единовременно связанным плотью и кровью, думами, грезами и чувствами с тою международно-сложной и этнографически пестрой средой, которая созидала и закаляла наших предков, укрепляя в них бессознательную приязнь ко всему восточному, к идеалам "всечеловеческого" характера.

Вожди мусульманской "единобожеской" Индии столь же мало как и мы, носители христианских идей на рубеже Европы и языческой Азии, предчувствовали свое мировое призвание постепенно обновлять последнюю и обновляться ею. Только исторический ход событий уже начинает мало по малу свидетельствовать о параллелизме явлений. Как позднейший туранский элемент в Индии, амальгамируясь с коренными туземными, почти незаметно для ока ткал в красивое, крепкое целое грубую пестрядь всего древне-арийского и дравидо-скифского, так и допетровская Русь слагала в многоплеменнейшее тело свои полные жизни и, притом, изумительно разнородные основы. Наши предки, в которых еще бессознательно складывалась своеобразно высокая и гуманная национальная идея, выразителями которой, веками позже, выступили лучшие русские люди с государственными взглядами и знаниями, - наши предки на словах, и в мелочах как будто чуждались иноземщины и всякой иноверческой нечисти; но, в сущности, широта и трезвость мысли всегда и всюду брали верх над предубеждением и суеверием. Именно оттого и в силу столь счастливых свойств народного ума и характера Россия из понятия географического развилась в динамический принцип света и победы для Востока.

Средневековые мусульманские владыки умели царствовать и умирать. Славные на войне и в рукопашном бою, в мирную пору многие из них, подобно знаменитому халифу Гарун-ар-Рашиду, тайком обходили по вечерам пустующие базары и уединеннейшие закоулки своей столицы, чтобы прислушиваться к толкам простолюдинов и узнавать нужду, чтобы вникать в подробности творящихся злоупотреблений и обнародовывать затем, на утро, справедливо-мудрые указы. Когда же внутренний голос предупреждал о близкой кончине, султаны спокойно к ней готовились, трогательно прощались с вельможами и челядью, просили у всех прощения, отправлялись даже на болезненном одре взглянуть в последний раз на верных ручных слонов и коней.

От гробницы Ахмеда всего несколько десятков шагов к могилам его цариц. В ограде, приютившей этих почти неведомых затворниц гарема, господствуют необычайная тишина, невозмутимый покой, какое-то умиляющее душу оцепенение. Кто и что они были - схороненные здесь султанши - даже и не любопытно себе уяснить: замурованные в одиночество восточные красавицы, без мысли и порыва, рабыни рока и случайности, вырванные из костенеющих рук язычника-отца или брата гордые раджпутские княжны со звездными очами, профилем Дамаянти и Сакунталы, с разбитой жизнью и похолодевшим сердцем!..

На земле эти жены ислама ничего, конечно, не видели отрадного и утешительного. За то после смерти тут, над их безвестным прахом, как бы расцвел совершенно особый мир: голубая твердь улыбается маленькому тихому кладбищу, как вне всякого сомнения счастье никогда не улыбалось бедным царицам. Вдоль угрюмой стены, отделившей их от шумного города, чуть слышно воркуют зеленые гуджератские голуби. Нежным перламутровым убором пестрит иной саркофаг. На одном красуется персидская надпись. В лучах полудня белый и черный мрамор запущенных гробниц словно гармонируют резкостью оттенков.

Автор и источник публикации: 

В области неувядающей старины, 1908 год


Напишите отзыв или вопрос

Укажите email для уведомлений об ответе (не показывается).
путеводите_ь:

Популярные статьи

| Авторы Индонета | Создатель Индонета | Контакты | Правила сайта | Карта сайта | FAQ |
Рейтинг@Mail.ru