О Индия, святая простота!

Между жизнью и смертью
Знаменитый город Варанаси, древний Бенарес. В воздухе летают полчища черной саранчи, маленькие кривые улочки густо посыпаны хлоркой. Говорят, в городе случаются эпидемии, и немудрено: в коричневых водах здешнего Ганга плавают миллиарды бактерий.

Это в сотни, тысячи раз выше допустимого. Но для индуистов эта река — они называют ее своей матерью, Гангой — священна. С утра до ночи на ее каменных берегах, гатах, кипит жизнь. В Ганге омываются, моются, молятся, стирают, в нее опускают кораблики из листьев и цветов и прах мертвых. Согласно верованиям индуистов, смерть в Варанаси приводит к нирване. Если мертвого человека сжигают на здешних берегах и отдают прах реке, то цепочка смертей и рождений для такого человека навсегда закончена. Он выходит из колеса сансары и обретает вечный покой и блаженство — нирвану.
Кремация на берегах не прекращается ни днем, ни ночью. Ветер с реки то и дело доносит запах гари. Возле нашего отеля сложены огромные пирамиды дров, и местные священники беззастенчиво просят денег на кремацию бездомных. «Дрова-то нынче дороги, — говорят они, — а у садху (странники, отрекшиеся от мира) нет при себе ни рупии. Вы и себе на будущее бревна купите! А то они потом дороже будут».
С садху, сидящих на гатах в оранжевых одеяниях с посохом и чашей для подаяния, действительно нечего взять. Правда, в последнее время они охотно позируют туристам за деньги и уже нигде не путешествуют. А внешность у них колоритная — белые усы и бороды, волосы длиной аж до 10 метров, не стриженные годами. Тонкие, как веточки, руки и ноги, пронзительные глаза.
Бренность жизни и простая, очевидная неизбежность смерти... В древнем Бенаресе никто не делает из этого трагедии — и вот это-то поражает больше всего. Душа вечна, а тело — не более чем платье, которое рано или поздно приходит в негодность — даже малые дети здесь знают это. Они весело играют посреди дровяных куч и не сильно печалятся, когда их родственники умирают.
Рассвет над Гангой. Воды реки привычно бороздят весельные лодки, катающие туристов. Мы выходим на берег и видим такую картину: девочка стоит по колено в воде и чистит зубы. Полощет рот и с на-слаждением глотает коричневую воду, в которой миллиард бактерий. Медленно к ней приближается бревно, к которому привязан покойник (трупы детей и беременных женщин не сжигают). Девочка легко отталкивает его рукой, чтобы не мешало, и, как ни в чем не бывало, продолжает умываться. Я медленно падаю в некий полуобморок, прямо на мокрые ступеньки.
«Пойдем и попьем на улице чаю», — решает подбодрить меня друг, разворачивая от реки. «Ага, — говорю я. — Только давай сначала спросим, откуда они берут воду!»

Посреди пустыни
В штат Раджастан, полный старинных фортов и дворцов индийских королей — магараджей, мы поехали из-за пустыни. Заброшенные архитектурные шедевры, полные летучих мышей и диких обезьян, интересовали нас в меньшей степени. А вот пустыня Тар, граничащая с Пакистаном, обещала неспешные походы верхом на верблюдах и романтичные ночевки под открытым небом.
Того, кто был в Сахаре, пустыня Тар разочарует. Нет здесь холмистых белых дюн до самого горизонта, миражей и занесенных песком поселений бедуинов. Зато здесь есть растительность, бегают антилопы, шакалы, лисы, летают птицы, ползают змеи. «Змей не бойтесь, — заверил нас гид. — Если кобра подберется ночью, она не тронет. Спокойно переползет через вас, и все. А вот ядовитый вайпер атакует сразу… В этом случае мы отвезем вас в ближайшую деревню. Там лекарь почитает мантры, и все пройдет. А змей мы убивать не можем — они священные». На лице моего друга, проработавшего год медбратом, отразились самые разнообразные эмоции. Наше первое в жизни «кэмел-сафари» началось.
Самыми заметными в пути оказались не змеи, а дети. «Тата, тата!», — свое пустынное приветствие они начинали выкрикивать, как только наш караван показывался на горизонте. Судя по просьбам, в их маленьких засушливых поселениях катастрофически не хватало школьных ручек, шоколада, да и попросту денег. Осчастливить их мы могли только с помощью фотоаппарата. Иногда покупали у них молоко, чтобы сварить вечером чай (индусы пьют чай только с молоком). Пресные лепешки, вареные овощи со специями, иногда чай — вот и вся наша еда. Сухим горючим для готовки служил верблюжий навоз, заботливо собранный по дороге.
Верблюды в Раджастане одногорбые и, кажется, двужильные. Способные перевозить грузы весом до одной тонны, они таскают по городам и селам доверху груженные повозки с газовыми баллонами и увесистыми мешками, а питаются одной сухой колючкой. Участившиеся в штате засухи они переносят легко, живут в среднем 20 лет. Их однообразные будни скрашивают лишь ярмарки да фестивали, на которых животных наряжают как королей. На мартовский праздник Холи, например, даже верблюды в Индии становятся розовыми. Как людей, бездомных собак и священных коров, как все вокруг, их обсыпают яркой сухой краской.
Самое удивительное в пустыне — тишина. Не мертвая тишина пустых комнат, а настоящая, густая, первобытная тишина. Она гудит в ушах и нежным облаком обволакивает сердце. На мили вокруг нет никого, кто бы нарушил ее. И неспешный разговор погонщиков да щебет птиц, распевшихся на закате, тонут в ней без следа.
По пути заезжаем в местный храм крыс. Здесь к этим хищным грызунам относятся как к святым — молятся, приносят сладкие жертвоприношения и создают комфортные условия обитания аж для тысячи особей. Запах в храме стоит специфический. Под ногами потоки бегущих по своим делам крыс, причем у многих из них вид нездоровый. Пожуй-ка сладости целый день! Тут же в храме стоят огромные котлы для приготовления крысиной еды и большие тазы с молоком — из них за раз хлебают по полсотни «святых».

В кокосовых лесах
Андаманские острова, расположенные в Индийском океане и относящиеся к Индии, кажутся из самолета изумрудными. До развитого туризма, как в соседнем Таиланде, им далеко, поэтому здесь еще можно насладиться дикими пляжами и знакомством с аборигенами. В свое время эти острова сильно пострадали от цунами. Повалены гигантские деревья, превратились в крошку уникальные для этих мест коралловые рифы. Но жизнь продолжается. Местное население по-прежнему выращивает рис, ловит рыбу, растит детей. Кстати, рыба в этих местах невероятных размеров, а кокосы чуть ли не валятся на головы — еда в изобилии, попрошаек на улицах нет. Разве что коровы… Эти бездомные священные животные сбиваются в огромные стада и иногда спят на берегу океана.
На маленьком острове Литтл Андаман мы — единственные туристы. Прибрежные волны очень крутые, купаться опасно, поэтому мы идем вглубь острова. Обнаруживаем рабочую фабрику по производству пальмового масла и два племени — никобарцев и онге. Онге, черные и кудрявые, похожие на негров, от чужаков прячутся. Говорят, в своей резервации они ходят голые и живут тем, что собирают из ульев дикий мед. Никобарцы относятся к монголоидной расе. Они зарабатывают на жизнь экспортом кокосовой копры и более открыты для общения. В резервации живут обычными семьями, в которых, как правило, много детей. Многие питают надежду отправить хотя бы одного своего отпрыска на материк — получить образование и хорошую работу. В их поселении нас поразили черные свиньи невероятных размеров и пироги — узкие лодки, выдолбленные из цельного ствола дерева.
Знакомясь и общаясь с островитянами, мы вглядывались в их скромный быт, в незатейливый уклад их жизни. Доброжелательные и открытые, спокойные и любознательные, эти люди, казалось, обладали некой мудростью, утраченной нами в погоне комфортом.

В шумных городах
Для тех, кто знает Индию только по фильмам — индусы не общаются друг с другом с помощью песен. В больших городах типа Дели, Бомбея или Калькутты многие женщины ходят в блузках и джинсах, а не в традиционных сари. С модными стрижками, с деловыми портфелями, они так же, как и мы, спешат по утрам в метро, которое, кстати, отлично работает. Организованные родителями браки все еще в силе, хотя кастовая система постепенно отмирает. Очень большое значение приобретает образование, особенно зарубежное: в брачных объявлениях обязательно указывается, какой у кого диплом. Это гарантия успешного трудоустройства, а индусы с их почти миллиардным населением за работу ух как держатся. Медленно, но верно в стране растет средний класс. Для него строятся огромные торговые центры с бутиками и кинотеатрами, современные дома с подземными гаражами и т. п.
Контрасты уровня жизни поражают. Бок о бок с грязноватыми уличными чайными иногда стоят модные кофе-хаусы. По улицам вместе с иномарками едут телеги, запряженные волами, конями, велорикши и люди, которые сами запрягаются в телегу и тянут ее на манер волов. На тротуарах спят нищие. Тут же стоят открытые уличные туалеты «уринал» — попросту стена и длинная канава под ней. Запах сражает наповал. Правда, все новомод-ное и старое пока старается быть друг от друга подальше — богатство не хочет соседствовать с нищетой. Поэтому у среднего класса свои кварталы — спальные районы и места с американским фаст-фудом, у нищеты — свои. Именно последняя пока определяет облик современной Индии. Простой и священной одновременно.