Центры ассиро-вавилонской, египетской и эллинской культуры давно померкли, отчасти стерты с лица земли, только очами и устами археологов гласят о древних, почти доисторических формах человеческаго культурнаго быта: одна дравидо-арийская Индия, отраженная и олицетворенная бенаресскими богомольями у священных струй "небороднаго" Ганга, полна вечной тайны и вечнаго жизненнаго трепета, искони жаждет Божественнаго света и томится пред бездушным мраком идоложреческих храмов, относится к сверхчувственному миру с верой ребенка, но суровым стоицизмом дикаря.
Бенарес! Наименование, благоговейно повторяемое и чтимое сердцами сотен миллионов! Окаменелый прообраз страны, на ряду с которым тысячелетия Дели - один день бытия обитающих над Гималаями богов! Стоит припомнить, что летописныя баснословия буддистов заставляют 84,000 монархов, потомков мудраго царя Ашоки (Владимира Красное Солнышко индо-туранской старины), безпрерывно править "во святом Варанаси".
Название города объясняется двояко: или прозвищем раджи Банар, отстроившаго громадный разрушенный центр восемьсот лет назад, или слиянием близь него с водами Ванга двух окаймляющих столицу шиваизма речек Варана и Ази. Последнее, впрочем, менее вероятно.
Древнее и доныне уцелевшее имя ея - "Каси" (блестящая, великолепная). Хотя светлый царевич - аскет Шакьямуни начало проповеди своей положил в окрестностях современного Бенареса и еще в V-VII веках нашей эры китайские пилигриммы притекали сюда поклоняться памятникам излюбленной ими чужеземной религии, воздвигнутым на месте основной деятельности "учителя", - город всетаки преимущественно и даже почти исключительно оставался и остался во власти браминов, создавших себе тут в некотором роде очаг глубокаго знания и соответственнаго влияния на несметные толпы пришлого и коренного населения.
Веротерпимость индусов, несмотря на все крайности их кастовых предразсудков и самоограничения, лучше всего проявляется в том явлении, что они, будучи по природе глубоко убежденными в божественном происхождения своей собственной религии, тем не менее охотно допускают, будто и мусульманам вера их могла быть дана от Бога, что и христиане исповедуют святое учение, обновляющее их жизненный строй, и т. д. По мнению индусов (да и вообще восточных народов) всем людям подобает оставаться в той вере, в какой они родились. На базарах любаго большаго города Индии в продаже есть картинки, ясно свидетельствующия о том, до чего полны эклектизма умы современных язычников-браманистов; например, там бывает изображен человек с восемью руками, из коих каждая - различнаго цвета и обозначает "восемь верховных учителей мира". Шесть из них: Брама, Вишну, Шива, Кришна, Кали и Дурга - божества, наиболее близкия и понятныя фантазии туземцев; седьмая и восьмая длань, держащия по книге, характеризуют Христа-Спасителя и создавшаго Коран Магомета.
Настроение индуса - чрезвычайно миролюбиваго свойства и потому, отнюдь не желая относиться с каким-нибудь насилием к чужим верованиям, он и сам просит только об одном, чтобы ему не мешали верить, как он признает это для себя спасительным. Знающие народ не только по его нынешним взглядам и наклонностям, а также и по его истории, утверждают, будто индусы в прежнее время в сущности были гораздо фанатичнее. Различныя секты свирепо боролись друг с другом, превозносимые толпою кумиры словно жаждали исключительного значения и преобладания перед другими. Жречество скорее поддерживало, чем смягчало подобный разгар религиозных страстей.
Понемногу, однако, страшный разлад умолк и затих. Теперь индус, хотя бы он и ненавидел в душе иной обряд, кажущийся ему противным и достойным презрения, тем не менее спокойно смотрит на его совершение и открыто не протестует.
Люди, - посвятившие себя, например, служению, не допускающему кровопролития и лишения жизни, - почитая светлаго небожителя Вишну, тем не менее за деньги принимают участие в жертвоприношениях кровожадной богине Дурге.
Старые брамины, не лишенные известнаго рода начитанности и даже учености, нередко приносят в дар своему избранному божеству какия-нибудь установленныя жертвы и параллельно с тем бросают горсть риса чужим богам, как бы признавая, что за пределами нашего познавания есть много непостижимых сил, жить в ладу с которыми и полезно, и необходимо. Не этим-ли объясняется, что различные религиозные памятники Индии, - где только к ним не прикасалась рука мусульман-разрушителей или не в меру ревностных португальцев, - в течение ряда веков сохранялись почти нетленными, хотя один победивший культ уже успевал смениться другим и в иных местностях, по-видимому, некому было пеклись о сохранении предметов упраздненной веры и совершенно неведомаго искусства?
Тем не менее население, веруя в новых богов, умело с благоговением относится и к тем, которых постигало забвение. Обожание вещества, принявшаго какую-нибудь законченную и канонически установленную форму, до того казалось важным и неизбежным для индуса, что едва-ли не этим можно главнейшим образом объяснить, почему многия архитектурные и скульптурные создания древности в первобытной красоте дошли до наших дней.
Первое, что привлекает туристов при посещении Бенареса, это - сжигание трупов на берегу Ганга. Страшный обряд требует некоторых пояснений и оправдания.
Индусское миросозерцание ни в чем так самобытно не выражается, как во взгляде на смерть, на отношения к умирающим и к усопшим. Европейцы присутствуют при странном зрелище, где народ, - среди котораго любовь родителей к детям, детей к родителям и т. д. глубока и трогательна, - при мысли, что кто-нибудь близок к кончине, прежде всего заботится не о борьбе с тяжким недугом, поразившим любимое существо, не об охранении его спокойствия и не об облегчении его последних минут, но прежде всего о спасении и успокоении его души. Из всей утомительно-сложной обрядности, соблюдение которой индус считает для себя обязательным, долг по отношению к расстающимся с жизнью и к покойникам наиболее кажется суровым с нашей точки зрения.
В области неувядающей старины, 1908 год
Напишите отзыв или вопрос