Архитектура Индии. Индо-сарацинский стиль

В конце позапрошлого столетия людям казалось, что в мире наступает новая эпоха прогресса и процветания под знаменем великих империй, наконец-то поделивших между собой земной шар. В каждой из этих сверхдержав начало «золотого века» отметили изобретением архитектурного стиля, соответствующего величию исторического момента. В России придумали «новый русский стиль» с щипцами и фигурными наличниками. Британская империя была так велика, что в разных ее концах пришлось придумывать разные архитектурные формы.

Так, для Индии сахибы придумали стиль, воспроизводивший основные черты архитектуры Великих Моголов и вошедший в историю под именем индо-сарацинского. Памятники этого направления до сих пор можно увидеть в крупных городах Индии, а также сопредельного Пакистана и Бангладеш. Индо-сарацинский стиль призван был понравиться и индуистам, и магометанам, одновременно внушая тем и другим, что королева Виктория является прямой наследницей Акбара. В этом направлении отметились разные архитекторы, по-разному интерпретировавшие наследие средневековых зодчих. Лучше других с этой задачей справились инженеры-сикхи Ганга Рам и Бхай Рам Сингх, а также англичанин Сэмюэл С.Джейкоб, работавший в Джайпуре, Индоре и Биканере. Прочие ученые сахибы, как правило, увлекались декоративностью и быстро теряли вкус. Ярким примером этого может служить Фредерик У.Стивенс, чьи громоздкие «индо-готико-мавританские» здания навсегда изуродовали облик Мумбаи.
В 1982 г. американский историк Т.Меткалф написал хорошую статью о том, как возник индо-сарацинский стиль и что из этого вышло для Индии.

Создавая традицию: индо-сарацинская архитектура в Британской Индии

В 1890 г. Сэмюэл Суинтон Джейкоб, английский инженер на службе в Джайпуре, издал под покровительством местного махараджи 6-томную работу «Джайпурский альбом архитектурных деталей». В него вошли более 600 великолепных зарисовок различных архитектурных деталей, подмеченных инженером при изучении дворцов, мечетей, мавзолеев, фортов и храмов Северной Индии. Собрание было организовано не по хронологическому или географическому принципу, а по принципу функциональности. Основания зданий и перекрытия составили первый том, арки – второй, выступающие элементы стен – третий и т.д. В предисловии к изданию Джейкоб адресовал плоды своих трудов не исследователям индийской архитектуры, а тем архитекторам, которые решатся применить «разнообразные творения, полные силы и грации» при создании современных зданий. Более того, листы альбома можно было свободно извлекать из книги специально для практического использования.
С выходом в свет работы С.Джейкоба окончательно сформировалось понятие индийского стиля в архитектуре – того стиля, который широко известен под названием «индо-сарацинского». Долгое время считалось хорошим тоном потешаться над попытками британских архитекторов подражать древним зодчим Индостана. А ведь здания, построенные европейскими хозяевами Индии, могут многое рассказать о британской концепции индийского прошлого, а также о том, как традиционное местное зодчество использовалось в интересах колониальной империи.
В основе большинства британских построек на территории Индии лежит классическая западная модель здания, построенного согласно «вечным принципам упорядоченной красоты», которые, по мнению Герберта Бэйкера¹, «воплощали все достоинства закона, порядка и добросовестного управления», дарованных Британией своим индийским подданным. В то же время Британская Империя стремилась занять в истории субконтинента достойное место в ряду великих держав прошлого. Именно этим объяснялось проявившееся в конце 19 в. стремление украшать сооружения элементами индийского декора – т.е.строить здания индийские снаружи и европейские внутри.

С другой стороны, некоторые чиновники колониальной администрации ратовали за поддержку туземного искусства и ремесел. По их убеждению, ученым архитекторам следовало перенимать опыт индийского строителя-самоучки. Только он, настаивали Эрнст Хэвелл и его сторонники², способен создавать «живое искусство», глубоко уходящее своими корнями в почву Индии. В качестве примера Хэвелл приводил новаторские, но при этом самобытные дворцы начала 19 в. в Бенаресе, храмы Бриндабана, а также дворец 17 в. в Мадурае. Хэвелл считал их свидетельствами того, «что индийский зодчий создавал и что он все еще способен создать при условии, что Британский Радж обеспечит ему те же возможности для плодотворной работы, что и былые мусульманские правители».

Усилия Ф.С.Гроувза, популяризировавшего творения строителей Матхуры и Буландшахра, заслужили похвалу многих знатоков, в том числе и Дж.Локвуда Киплинга (Лахорский музей), назвавшего матхурские постройки доказательствами «жизненной силы» индийского зодчества и яркими образцами «местного искусства и мироощущения».³

Подобный энтузиазм отражал особенности художественной жизни Англии конца 19 в. Участники Движения за искусство и ремесла (Arts and Crafts Movement), или ревивалисты, поднявшиеся вслед за Уильямом Моррисом, протестовали против «бездуховности» индустриального общества и тотальной механизации труда.⁴ Стремясь возродить высокую марку ремесла, ревивалисты обратили свои взоры к колониям – прежде всего к Индии, ‒ где традиции мастеров прошлого были все еще живы. В Индии движение получило официальную поддержку и обрело не только дом, но и трибуну в виде «Журнала индийского искусства и промышленности» (Journal of Indian Art and Industry), роскошного иллюстрированного издания, основанного в 1883 г. На его страницах печатались статьи по различным отраслям прикладного искусства Индии, от эмальерного дела и ткачества до мозаики.

Что касается архитектуры, то в этой области ревивализм не прижился. Прежде всего, он страдал неистребимой тягой к романтике и был совершенно оторван от жизни. Авторы вроде Хэвелла или другого пионера изучения индийской архитектуры Джеймса Фергюссона, превозносили «живописность» покинутых дворцов Дига и Орчхи или «сказочность» сооружений Удайпура и Бунди. При этом никто из них не был готов воплотить в реальном здании то, что они с таким жаром отстаивали на бумаге. И что самое главное – эти теоретики никак не соглашались предоставить обожаемого индийского мастера самому себе. Они видели задачу европейца в том, чтобы «давать советы» и «брать на себя решение административных вопросов». «Советование» обычно заключалось в том, что от индийского мастера постоянно требовали «следовать восточной традиции». Как это осуществлялось на практике, видно из истории создания резных ворот и декоративных панелей Джайпурского зала на Имперской и колониальной выставке 1886 г. Дерево для выполнения этой работы привезли из Бомбея, а руководил проектом Суинтон Джейкоб. Индийским резчикам по дереву были даны строгие указания: «разнообразить рисунок резьбы насколько это возможно, используя чисто индийские орнаменты и ни в малейшей степени не отступая от традиционных форм». Оробевшие от постоянной опеки мастера просто не посмели ослушаться и в итоге «Журнал индийского искусства и промышленности» смог с бессознательной иронией назвать готовые панели «прекрасным образцом того, что выходило из рук необразованных кустарей в былые времена».

Наконец, сами ревивалисты понимали, что туземное зодчество не в состоянии удовлетворить всем требованиям, которые предъявляет к строительству современная эпоха. Хэвелл и Гроувз одновременно пришли к выводу, что у традиционной туземной архитектуры следует заимствовать только ее внешнюю сторону. Объединение западных и восточных идей вело к появлению новых форм, способных удовлетворить и колонизаторов, и туземцев. Сэр Липел Гриффин, представитель генерал-губернатора в Центральной Индии, был более точен в формулировках, ратуя за «адаптацию восточного искусства к современным требованиям» путем широкого использования «помощи» европейских художников. Обладая более обширными знаниями, последние должны были «синтезировать и воспроизвести в новых формах все лучшее, что присуще архитектурным методам Востока и Запада». Чиновник писал: «Стиль старой Индии уже не соответствует новому облику страны. Мы можем сожалеть об утрате живописности, но противиться изменениям так же глупо, как пытаться заставить современных англичан жить в замках времен норманнского завоевания». Таким образом, реальное возрождение старой индийской архитектуры было несовместимо с целями, поставленными перед Британской Индией.

Оставался вопрос: какие традиционные формы могут быть приспособлены к современным нуждам? Что должна вобрать в себя эта «новая архитектура»? Первый шаг, который британцы сделали в поисках ответа на этот вопрос, можно назвать «разборкой» традиционного индийского здания и выделением составляющих его элементов. Самый выдающийся пример такой работы – это все тот же альбом С.Джейкоба. В итоге абсолютно все элементы индуистской и мусульманской архитектуры были выделены, категоризированы и описаны исследователями. При этом возникали споры о том, какие элементы – индуистские или мусульманские – преобладают в том или ином сооружении, однако все сходились в том, что элементы эти определяют своеобразие индийского зодчества в целом. При изучении памятников старины выявлялись парадоксальные факты. Так, генерал Каннингем из Археологической службы Индии указывал, что дворец Джат Раджас в Диге был построен в 18 в князем-индусом в «чисто магометанском стиле» и почти полностью лишен «черт, присущих индуистской архитектуре даже в деталях».⁵ Для Каннингема полусферический и круглый купол в равной степени являлись принадлежностью «чисто магометанского стиля». Он писал: «Совершенно ясно, что купола заимствованы индусами у мусульман. Точно так же они заимствовали у англичан обувь европейского образца, однако никому не придет в голову называть ее индийской на этом основании».

Закончив анализ памятников древней Индии, англичане приступили к синтезу – своего рода «реконструкции» индийской архитектуры. Исторический прецедент был найден ими в наследии могольских и других средневековых зодчих, чье наследие англичане сочли смешением индуистских и мусульманских традиций. Такой стиль и получил название «индо-сарацинского». Своего расцвета он достиг в Биджапуре в 17 в., а возможно и раньше – в патанских княжествах 15 в. Гаур и Манду. Здания той эпохи, в отличие от вычурных построек позднего периода, были объявлены «сдержанными и приспособляемыми», подходящими для декоративного усовершенствования и использования в актуальных целях.
Несмотря на все усилия британских архитекторов, достичь полного соответствия не удалось. Здания колониальной эпохи, построенные в индо-сарацинском стиле, отличаются от своих исторических прототипов. В наши дни само понятие «индо-сарацинский стиль» не употребляется в историческом контексте: его применяют только по отношению к британским постройкам конца 19 в. Цели, которые ставили перед архитектурой Великие Моголы и британцы, были одинаковы: прославление правящее власти и утверждение ее законности. Отличия крылись в мелочах, т.е.в тех элементов, которые заимствовались у прошлого. Британцы создавали «традиционный» стиль заново, тогда как средневековые властители Индии ничего не создавали – они просто следовали канонам вкуса и гармонии, присущим их эпохе. Независимо от вероисповедания, и Ман Сингх в Гвалиоре, и Шер Шах Сури поступали и строили одинаково.

В зданиях, построенных британцами, не видно попытки соблюсти каноны того периода в истории Индии, который брался за образец. Британский подход к архитектурному наследию Индостана представлял собой взгляд извне. К тому же, это был взгляд, сформировавшийся под влиянием европейского востоковедения. Как справедливо отмечал Эдвард Саид, для европейского ученого того времени понятие «Восток» архетипически соответствовало понятию «иной».⁶ Застывший в безвременье «традиционный Восток» противопоставлялся «прогрессивному Западу». К традиционным архитектурным элементам британцы относились, как к кубикам – простым и взаимозаменяемым. Сочетание любых традиционных элементов в декоре строящегося здания казалось таким же допустимым делом, как смешивание красок на палитре живописца. Как следствие, европейские архитекторы не видели ничего дурного в беспорядочном употреблении «живописных» деталей по собственной прихоти. Раз элементы «восточные», то вали их в кучу, да не жадничай – на выходе все равно получишь «индо-сарацинский стиль». Альбом Джейкоба идеально соответствовал потребностям именно такой архитектуры. Для успеха требовалась не стилистическая гармония, а внешнее соответствие западному идеалу «восточного». Как писал позднее лорд Хардинг в послании к архитектору Э.Лаченсу, настаивая на употреблении в Нью-Дели стрельчатых арок взамен круглых (или европейских), «в Лондоне вы не в силах расслышать то, что нашептывает Восток, но я-то прожил здесь 15 лет – я понимаю язык восточной архитектуры на уровне чувств».⁷

Заимствования, которые легли в основу «индо-сарацинской» архитектуры, не выходили за рамки строительства. Такой подход отражал особенности колониального мышления конца 19 в. С этой точки зрения С.Джейкоб, составляющий свой альбом, ничем не отличался от других «ориенталистов», скрупулезно учитывавших все племена и касты Индии, составлявших подробные списки «воинственных рас» или таблицы придворной иерархии. При этом каждый лихо оперировал категориями типа «индуистский» или «мусульманский» и старался дать собственное описание и толкование древнеиндийского наследия. Получив болезненный урок в 1857 г., британцы конца 19 в. были одержимы стремлением понять Индию и в то же время держать ее под своим полным контролем. Альбом Суинтона был попыткой усвоения индийских ценностей с позиций господства. «Индо-сарацинская архитектура» была частью британской концепции «традиционной» Индии, в основе которой лежало убеждение, что просвещенные колонизаторы лучше знают, в чем состоит культурное своеобразие колонии.

Популярности индо-сарацинского стиля способствовало то, что в глазах европейцев он ассоциировался с готикой. Разумеется, истоки и природа этих двух направлений были совершенно различны. Тем не менее, бьющая через край внешняя декоративность и пристрастие к стрельчатым аркам сближали их: индо-сарацинский стиль нередко называли «готикой Востока». Некоторые архитекторы намеренно сочетали элементы обоих стилей в своих работах – это было особенно хорошо заметно в Бомбее и Мадрасе, где административные и общественные здания представляли собой «вольную трактовку венецианской готики в духе Востока» (из отзыва на новый Вокзал Виктории в Бомбее).

Какова же была реакция самих индийцев на индо-сарацинскую интерпретацию их культурного наследия? Возможно, наиболее показательным в этой связи является отношение к новому стилю туземной знати. После 1858 г. индийским князьям досталась роль младших партнеров британской колониальной администрации. Заняв уютную и безопасную нишу в системе нового порядка, феодалы утратили вкус к укрепленным резиденциям своих предков и, располагая средствами, принялись возводить щегольские дворцы. В нарождающейся колониальной культуре индийская знать занимала особое место. С одной стороны, вкусы князей оставались в русле национальной традиции, а с другой – были открыты европейскому влиянию и готовы к принятию новых форм, вплоть до палладианских. Индо-сарацинский стиль сразу вызвал в среде туземной аристократии горячий интерес.

В основе дворцовой архитектуры новой эпохи лежала идея вольготной жизни князей под покровительством Великобритании. Такая жизнь, по выражению сэра Л.Гриффина, требовала «больших, хорошо вентилируемых и светлых комнат, широких лестниц и богато убранных залов». Контраст между старыми и новыми резиденциями получался разительным – достаточно побывать в Биканере (Раджастан) и сравнить форт Джунагарх (16 в.) с новым дворцом, построенным в 1896 г. В первом тесные полутемные покои скучены вокруг нескольких дворов-колодцев разного размера. Более поздние надстройки громоздятся на том, что было создано в самом начале. В новом дворце светлые комнаты и залы (квадратные или прямоугольные в плане) выходят на просторные зеленые дворы. Каждое помещение отделано и обставлено в европейском стиле соответственно своему назначению. К тому же, дворец находится за городом, в приятной местности. Это, как указывал секретарь по иностранным делам Британской Индии, обеспечивало молодым махараджам «более здоровые условия – как в физическом, так и в моральном отношении».
Другие князья предпочитали оформлять свои резиденции исключительно в европейском стиле. Для этого специально приглашали архитекторов из Европы – как поступил, к примеру, махараджа Капурталы, воздвигнувший французское шато в сердце Пенджаба. Таким образом индийские феодалы убивали двух зайцев: британцам демонстрировали свою «прогрессивность», а индийским вассалам и подданным ‒ свою близость к колониальному начальству. Если в старой Англии высокий статус консервативного лендлорда подчеркивало обширное поместье, то в Индии конца 19 в. эту функцию часто выполнял дворец в палладианском стиле (подобный дворцам Гвалиора и Индора).

В то же время князья не могли полностью игнорировать предлагаемый индо-сарацинский стиль. Британцы настаивали на том, что он соответствует архитектурным традициям Индии. В 1870 г. правительство Британской Индии вознамерилось открыть в Аджмере школу, где могли бы обучаться дети раджпутской знати. Представители последней пожелали, чтобы здание школы было построено в европейском стиле. Колониальные власти ответили отказом на том основании, что индо-сарацинский стиль более подходит колледжу, в стенах которого будут учиться индийцы. Разумеется, князья не стали упорствовать. Они понимали, что их привилегированное положение в построенной британцами империи держится исключительно на традиции. Отвергать «традиционный» стиль означало подвергать сомнению собственную легитимность.

Довольно успешную стратегию применил в этой ситуации махараджа Джайпура. Хотя он привечал С.С.Джейкоба и оплачивал его услуги, сфера деятельности инженера ограничивалась почти исключительно железной дорогой и прочими коммуникациями. В гражданской сфере Джейкобу опять-таки позволялось строить только общественные здания – такие, как джайпурский музей Альберт Холл. Возведение мавзолеев, храмов и дворцов махараджа объявил своим частным делом – равно, как и выбор стиля для них. Единственная постройка на территории княжеского дворца, которую заказали Джейкобу, предназначалась для размещения британских гостей махараджи – не рискну утверждать, что это было сознательным проявлением иронии со стороны князя. На этом примере видно, что определенная часть индийских феодалов воспринимала индо-сарацинский стиль, как навязанный колонизаторами, и стремилась дистанцироваться от него, насколько было возможно.

Со временем к индо-сарацинский стиль завоевал прочную признание индийской аристократии – ведь в нем сочетались мощь и привлекательность. Князья Коты и Биканера в 1890-х гг. одновременно пригласили С.С.Джейкоба для строительства своих новых дворцов. В начале 20 в. биканерский махараджа Ганга Сингх самостоятельно достроил дворец, скрупулезно следуя стилю Джейкоба, основанному на знаменитом альбоме. Его правление стало временем расцвета индо-сарацинского стиля в Биканере: даже крикетный павильон колледжа Майо в Аджмере был выстроен в индо-сарацинских формах.

К началу 1900-х гг. «традиционный» стиль господствовал по всей Индии. Даже на юге, в Мадрасе, такие разные здания, как рынок Мура (1898) и Художественная галерея памяти королевы Виктории (1906) были подчинены его канонам. Однако уже к середине первой декады 20 в. ситуация начала меняться вместе со сменой политического климата. Правление лорда Дж.Керзона (1898-1905) проходило под знаменем перемен. Неустанно заботясь о сохранении культурного наследия колонии, Керзон сильно сомневался, что дух британского империализма может быть выражен в формах индийского прошлого. В результате, для проектируемого Мемориала Виктории в Калькутте был выбран сугубо европейский стиль. «Мне хочется видеть, ‒ писал вице-король, ‒ простое, строгое и благородное здание в итальянском или палладианском духе». Игнорируя критику со стороны высокопоставленных чиновников, среди которых были губернаторы Мадраса и Объединенных провинций, Керзон взял строительство мемориала под личный контроль. В это время в Европе также наблюдается возрождение интереса к строгой классике. В 1903 г., за десять лет до начала своей работы в Нью-Дели, Эдвин Лаченс писал: «Палладианская архитектура – вот где простор для творчества! Для обычного человека это груда древнеримских костей, но в руках зодчего уровня Рена она превращается в податливую глину».⁸

При строительстве новой столицы Британской Индии, которое развернулось после 1912 г., индо-сарацинский стиль был снят с вооружения архитектурной команды. Тем не менее, он успел оставить заметный след в облике Индии. Почти полвека господства индо-сарацинского стиля дали целую коллекцию зданий – общественных, жилых и коммерческих. При этом изменилось индийское видение собственного архитектурного наследия. Индийская архитектурная древность была лишена цельности: зодчество распадалось на множество местных течений, воплощавшихся безвестными мастерами по требованию удельных князей. Собрав достижения этих зодчих, создатели индо-сарацинского стиля создали нечто большее , а именно общенациональную архитектурную традицию. Она превратилась в живую силу, хотя и служила интересам колониализма.

Примечания:
¹ Сэр Герберт Бэйкер (1862-1946) – британский архитектор. Соавтор Эдвина Лаченса в проектировании и строительстве комплекса административных зданий Нью-Дели.
² Эрнест Бинфилд Хэвелл (1861-1934) – знаток и популяризатор индийского искусства, руководитель Государственной школы искусств в Калькутте (1896-1905).
³ Ф.С.Гроувз в 1871-1877 гг. служил в колониальной администрации района Матхура. Джон Локвуд Киплинг (1837-1911) – художник и искусствовед, отец писателя Р.Киплинга.
⁴ Уильям Моррис (1834-1896) – английский художник и дизайнер тканей, близкий к кругу прерафаэлитов.
⁵ Сэр Александр Каннингем (1814-1893) – английский индолог и археолог, первый директор Археологической службы Индии (1861), генерал-майор.
⁶ Эдвард Вади Саид (1935-2003) – американский литературовед и культуролог палестинского происхождения. Автор книги «Ориентализм» (1978), жестоко выстебавшей европейское восприятие Востока – прежде всего мусульманского.
⁷ Лорд Чарльз Хардинг (1858-1944) – 17й Вице-король Британской Индии (1910-1916). Сэр Эдвин Лаченс (1869-1944) – британский архитектор, «отец Нью-Дели».
⁸ Кристофер Рен – британский архитектор конца 17 в., строитель собора св.Павла в Лондоне.