Моя вторая Индия

СТУПЕНИ СОСТОЯНИЙ

Сейчас я бы сказала, что вся вторая поездка в Индию прошла под лейтмотивом: «Влюбился с первого взгляда – посмотри второй раз». Не знаю, придется ли приглядываться в третий раз, но второй взгляд, как и в любых отношениях, обнаруживает подводные течения, которые то позволяют плыть в плотной толще вод, то выводят на каменистые пороги, то заставляют замирать на вершине водопада.

И главное, все это совершенно непредсказуемо, в чем есть своя особая прелесть.

Когда перечитываю свою первую Индии, кажется, что это писал неразумный ребенок, то с восторгом, то с недоумением воспринимающий все, что происходило вокруг. Для первого взгляда нормально, для первой влюбленности, когда нет осмысления, только констатация фактов, потрясающих до такой степени, что нет возможности даже что-то понять, - тоже. Но насколько другой была «вторая Индия». Нет, опаляющая жара, невообразимые в своем многообразии запахи, дикие сигналы клаксонов, стремление надуть белых обезьян на тернистом пути к получению удовольствий в стране темнокожих миллионеров – все это никуда не исчезло. Но почему-то совсем другой стала я.

В прошлом году после Индии в моей жизни произошли кардинальные перемены. Она дала мне силы «уйти в никуда», сменить работу и вообще образ жизни. Может, она была лишь последней каплей, может быть, первой. Но, вернувшись в Москву 20 марта, я вдруг «села в поезд», шедший не по расписанию, и помчалась с захватывающей дух скоростью в неизвестном направлении. Во мне появилась какая-то цельность, уверенность в том, что я делаю. Этой весной я вернулась разобранной на тридцать три кусочка, и до сих пор не знаю, сложился ли этот пазл.

Почему-то не хочется писать, что и как с нами происходило, следовать за событиями в определенной последовательности. Скорее, это ступени состояний.

***
Я до последнего момента не знала, улетаю я или нет. Необходимость срочно сдавать номер, свалившиеся на голову в последний момент материалы, которые надо было делать, задействуя немыслимое количество людей и времени. Но все сложилось, и я до сих пор не знаю, удивляться этому или нет. Есть вещи, которые не делаются в один день, эти были из их числа. Но пришли одни люди, за ними другие. Потом пара бессонных ночей и я ужасом смотрю на себя в зеркало в аэропорту Шереметьево: бледная, синяки под глазами. Кто это?

Если в прошлом году я была единственным человеком, который сносно говорил по-английски, и поэтому постоянно приходилось включать голову, то в этот раз почетную миссию выяснять отношения с таксистами, метрдотелями, официантами, продавцами билетов и проводниками взяла на себя Галя, благодаря чему я впала в состояние анабиоза. Сидишь за столом в уличном кафе, пьешь манговый сок и чувствуешь, что проваливаешься туда, где нет мыслей и предположений, и накатывает ровное белое спокойствие, похожее на кучевые облака, которые видишь, пролетая над ними в самолете. Смотришь сквозь затуманенное окно поезда второго класса на ярко освещенную солнцем полосу асфальта, по которой медленно идут ноги в белых сандалях и чувствуешь, что сейчас заплачешь от переполняющих чувств. Ныряешь в плотные теплые волны Аравийского моря и, выныривая в розовое закатное небо, понимаешь, что сейчас взорвешься от счастья. Чтобы остаться в живых, приходится петь. Вернее, кричать. Уже не помню что.

Я смутно помню очередность наших перемещений. Но закономерность происходившего с нами абсолютно естественна: наверное, не узнав плохого, никогда не научишься ценить хорошее. После Кашида с его замусоренными пластиковыми бутылками пляжами в ГОА чувствуешь себя как в раю. После отелей, где в мраморный пол ванной не уходит вода в течение суток, замирая пятисантиметровым прозрачным слоем под самым порогом, получить в свое распоряжение европейские апартаменты за сущие копейки – это счастье. Тихое, спокойное, естественное счастье. Поужинать в ресторане, где тебе принесут то, что ты заказал, не набухав при этом пряностей, заставляющих работать слезные железы – это удовольствие, сравнимое разве что с глотком так любимого Инной Pepsi в темной прохладной пещере Аджанты.

Столько всего было, мы и возмущались и радовались, но сейчас вспоминается только хорошее.
Пещера в Аджанте, по-моему, шестая по счету. Заходишь и чувствуешь, что плывешь. Словно во сне садишься, снимаешь с себя сумку, прислоняешься к колонне и считаешь биения сердца, вслушиваешься в гулкие шорохи, витающие под потолком, всматриваешься в силуэты людей, абсолютно темные на фоне врывающегося в пещеру солнца. Я сижу у одной колонны, Галя у другой. Не сговариваясь вошли, сели и замерли, и не в состоянии были выйти оттуда в течение минут сорока. Когда понимаешь, что мог бы просидеть здесь бесконечно долго, близким и ощутимым становится слово «вечность».

«Макдональдс» в Бомбее, и пара у окна. Он так влюблен, что не может не приближаться к ней, не брать ее за руку, не шептать что-то на ушко, а она, стесняясь людей, нежно вырывает руку, потупившись отворачивается, и сквозь все эти уловки и ужимки – настороженно-счастливая улыбка.

Едем в джипе в Кашид, Инна и Аня впереди, мы с Галей на заднем сидении в горизонтально-зародышевом положении. Жара невозможная, из окон сквозит. У меня першит в горле и льет из носа, рулон туалетной бумаги, выполняющий роль носовых платков, почти на исходе, а мы горланим во всю мощь русских голосов «А Ленин такой молодой!» и «Хорошо бродить по белу свету». И правда хорошо.

Едем в поезде, прохладно, за окном палит солнце. Я со своим неизменным блокнотом, мне приходит в голову удивительно точная мысль. Я начинаю со страшной силой ее записывать, и тут Галя видимо, интуитивно понимает, о чем я сейчас пишу.
Галя: Мне, что ли, влюбиться?
Аня: В этой стране найдется немало мужчин, готовых ответить тебе взаимностью.

Закат в ГОА, мы с Инной заплыли далеко, люди на берегу уже крохотные черточки, теряющиеся в наступающих сумерках. Розовое море, падающее в него палевое солнце, лиловатые блики, и вдруг накатывает щемящая грусть. ГОА – лучшее место для влюбленных.

Приехали ночью в Ауронгабад, есть охота. Все закрыто, нас повезли в чайную. Помещение без дверей, полутемное с закопченным потолком. Огромный котел, в котором варят масала-ти, несколько столиков с полуночными посетителями. Приносят чай в маленьких стаканчиках. Он пахнет толокном, сливками, детством, а я никак не могу решиться его выпить в силу антисанитарности обстановки. И вот когда у всех стаканы уже опустели, я делаю глоток и замираю, потому что это невероятно вкусно. Мягкий, какой-то объемный, словно это не питье, а еда, тягуче-сладкий чай, совсем не похожий на чай. Откровение.

Таких откровений у меня было несколько....
Продолжение